Платье Кусины такое тонкое, что соски проступают. Неудивительно, лето выдалось жаркое, одни отказываются от нижнего белья, а другие до него же раздеваются. Грудь у нее заметно больше стала. Родит скоро. Сама Айно еще в начале весны родила. Девочку назвали Сакурой; муж Айно говорил, будто всегда любил это имя, она и спорить не стала. Считала, что и так перед ним в долгу. Он-то ее любил, все старался сделать как лучше, а она только пофыркивала. Так еще со времени их общего генинства повелось. Замуж Айно выходила, не успев все как следует обдумать, впопыхах. Свадебку сыграли, было много гостей, и Кусина пришла. Вместе с этим своим, Минато. Смеялась: «Вот уж не думала, что ты раньше меня станешь замужней дамой». Она так никогда и не узнала – кабы не ее случайные слова о скорой свадьбе с Минато, Айно спешить с замужеством не стала бы. А, скорее всего, не было бы никакого замужества. Когда еще в Академии учились – все казалось игрой. Переходный возраст, грань между дружбой и любовью – тоньше волоска. Айно как-то попросила: можно тебя поцеловать? И Кусина, улыбаясь, ответила: ну, если так хочешь... Тот, который мужем Айно потом стал, за голову схватился. Дескать, кому первый поцелуй его возлюбленной достался, кошмар! Жгучему Красному Перцу! И тут эта пацанка всех обошла... Айно молчала, прикрывая рот рукавом; улыбку прятала. Она знала – и у Кусины это был первый поцелуй, никто из мальчишек его украсть уже не сможет. Кусина к этому поцелую всерьез не отнеслась, посмеялась просто. Она Айно ценила и любила, но только как подругу. А того, что Айно думала о ней иначе, и не знала. Не должна была узнать. Через несколько лет Кусина встречаться с Минато начала. У них все было чисто и невинно; бывало, встанут друг напротив друга – и давай краснеть. Молча стоят, даже за руки не держатся. И ни от кого не прячутся – смысла нет. Один мир на двоих, вот как это называлось. Айно данное явление не раз и не два наблюдала, и всякий раз ей становилось стыдно. Ведь счастливы же, видно, что счастливы. Будто друг для друга созданы. Ей бы смириться и отступиться, а не дает что-то. Другая у нее к Кусине любовь; мужчина так любить не сможет. Так, чтобы глазами в душу проникать и суть самую видеть – без шелухи, без наносного всего. Так, чтобы желать – частью себя сделать. Поглотить. От того, что Айно к Кусине чувствовала, ей самой иногда страшно становилось. Как любовь от ненависти отличить, в таком случае? И как – от влюбленности? От страсти? От желания согреться чужим теплом? Для Айно это все был лес темный. Вот как-то и остались они с Кусиной вдвоем, в этом лесу. Миссия была общая. Опасная. Кусину тогда ранили, двое дзенинов, которые с ними были, лежали в отключке. Айно тогда про себя вообще думать не могла. Все лишние мысли как отрезало. Одна цель осталась – перенести товарищей в безопасное место. Она их под корнями разлапистого дерева устроила, лечить стала. На дзенинов посмотрела только – поняла, что там все несерьезно, скоро очнутся. К Кусине подошла, блузку с нее стянула, чтобы рану осмотреть... замерла. Исцеляющей чакры ей с лихвой хватило, но руки дрожали. Это ведь Кусина была. И такой, по пояс обнаженной, ее вряд ли много кто видел. Кусина была поразительно стеснительна... в некоторых вопросах. Чтобы проверить дыхание пациентки, Айно пришлось совсем близко к ее лицу наклониться, и прежде, чем она поняла, что делает, уже Кусину целовала – в губы. Раздвинула их языком, коснулась его кончиком сцепленных зубов... А потом Кусина ей ответила. К себе притянула, не поднимая век; это уже и на поцелуй похоже не было – борьба какая-то. Айно показалось, что она тонет – воздуха не хватало. Кусина глаза открыла. Не свои, алые, без белков, с вертикальными зрачками. Оторвалась от губ Айно, позволив ей вдохнуть, впилась укусом-поцелуем в шею. Сжав запястья подруги, накрыла ее ладонями свои груди – небольшие, очень нежные, мягкие. Чакра Кусины сильно изменилась. Не светло-синей была – алой, как кровь, и Айно вдруг стало страшно. Она не за себя испугалась, за подругу. Показалось ей: с Кусины кожа сползает, как та самая «шелуха», и она, Айно, обнимает ее тело, понемногу лишающееся человеческой оболочки. Одежда на Кусине вспыхивает, не выдерживая невыносимого жара ее обнаженных мышечных тканей, в воздухе плывет запах паленого мяса; кожа Айно, которая не выпускает подругу из тесных, излишне интимных объятий, обугливается, обгоревшие руки, теперь больше напоминающие клешни, по-прежнему лежат на груди Кусины. Подкожный жир Айно сгорает, она сама горит, испытывая невыносимую боль – и тянется к подруге, чтобы поцеловать ее в то, что осталось от губ. А потом Кусина закрыла глаза, и наваждение спало. Когда открыла, они уже обычными были, голубыми. - Айно?.. – спросила с недоумением – узнала. Встревожилась: – Я... я тебе ничего не сделала? Айно могла только головой помотать, руки убирая. У нее не хватило духу рассказать Кусине о том, что сейчас произошло. Поцелуй на грани жизни и смерти – вот как она это потом про себя называла. Эрос против танатоса, сказал бы ее тогда-еще-не-муж. Он умный был, начитанный. Тогда в Кусине инстинкты проснулись. Дикое что-то, темное; Минато, небось, не знал. Да и где ему; мужчины – они как дети... ...- Жарко, - сказала Айно. Она еще раньше свой вариант летнего платья сбросила. Под ним было только розовое нижнее белье – под цвет ее волос. Даже не розовое, а кремовое, оттенка кофе с молоком. И кружавчики на нем имелись, как положено. Айно никогда не носила бикини – фигура не та была. А вот более закрытое белье на ней всегда смотрелось изысканно-сексуально. Вон как официант вылупился. Ах-ах, сладкий мальчик. - Э... ты уверена, что тут можно так себя вести? – Кусина все еще смеялась, но явно была смущена. Бояться не боялась – все свои... хоть это и первый клуб мужского стриптиза за всю историю Конохи. - И не только так, - Айно заговорщицки улыбнулась. – Как насчет оторваться на полную? Через месяц-другой тебе уж точно не до того будет, - и щелкнула пальцами, подзывая официанта. Заказала себе охлажденное пиво – чего фигуру беречь. - Как-то неловко, - призналась Кусина, прижимая руки к животу. Блеснуло обручальное кольцо; Айно недовольно поморщилась. Она любила Кусину. И теперь точно знала, что дело не в переходном возрасте. Если чувство так долго не исчезает само по себе, остается только взять его судьбу в свои руки. То, что Кусина была беременна, Айно не останавливало. Она знала – ребенка Кусины сможет полюбить, и сильнее, чем своего собственного. - Вот и пиво, - обрадовалась, одной рукой за кружкой потянувшись. Второй будто ненароком приобняла Кусину за талию; еще одно обручальное кольцо, но разве оно что-то значит? А потом Айно поцеловала подругу в мгновенно зардевшуюся щеку; почти невинный поцелуй... Третий по счету. *** - Сакура, ты на миссию? – крикнула Айно из недавно отстроенной кухни, вытирая руки полотенцем. - За Наруто, - отозвалась та, даже не глядя на мать. У них с Сакурой никогда не получалось установить доверительные отношения – может, потому, что она была слишком похожа на саму Айно в молодости. Вот и сейчас – ни слова лишнего не сказала. Проскользнула в свою комнату и назад – забрала, видно, что-то. Может, шары с сонным газом, которые Айно вчера чуть не выбросила по ошибке... Хлопнула входной дверью. Айно повесила полотенце на недавно вбитый в стену крюк. Покачала головой: - Наруто, да?.. В глубинах нового дома что-то вздохнуло – может, уходящий призрак прошлого. Потом стало тихо.
Зато источник вдохновения какой! ** А вы и по Кушине/Микото пишете?)) Испытываю особую нежность к данному пейрингу, только по ним у меня сплошной ангст получается. Плак. Вы их тоже любите?
Даже юст по ним писала) А можно ссылку в у-мыло? ** Да, Фугаку/Минато тоже интересный пейринг. Если честно, не встречала с ними ни фанарта, ни фиков размером больше драббла. Даже странно, ибо они, как и Кусина/Микото - на редкость логичны
Платье Кусины такое тонкое, что соски проступают. Неудивительно, лето выдалось жаркое, одни отказываются от нижнего белья, а другие до него же раздеваются.
Грудь у нее заметно больше стала. Родит скоро.
Сама Айно еще в начале весны родила. Девочку назвали Сакурой; муж Айно говорил, будто всегда любил это имя, она и спорить не стала. Считала, что и так перед ним в долгу. Он-то ее любил, все старался сделать как лучше, а она только пофыркивала. Так еще со времени их общего генинства повелось.
Замуж Айно выходила, не успев все как следует обдумать, впопыхах. Свадебку сыграли, было много гостей, и Кусина пришла. Вместе с этим своим, Минато. Смеялась: «Вот уж не думала, что ты раньше меня станешь замужней дамой». Она так никогда и не узнала – кабы не ее случайные слова о скорой свадьбе с Минато, Айно спешить с замужеством не стала бы. А, скорее всего, не было бы никакого замужества.
Когда еще в Академии учились – все казалось игрой. Переходный возраст, грань между дружбой и любовью – тоньше волоска. Айно как-то попросила: можно тебя поцеловать? И Кусина, улыбаясь, ответила: ну, если так хочешь...
Тот, который мужем Айно потом стал, за голову схватился. Дескать, кому первый поцелуй его возлюбленной достался, кошмар! Жгучему Красному Перцу! И тут эта пацанка всех обошла...
Айно молчала, прикрывая рот рукавом; улыбку прятала. Она знала – и у Кусины это был первый поцелуй, никто из мальчишек его украсть уже не сможет.
Кусина к этому поцелую всерьез не отнеслась, посмеялась просто. Она Айно ценила и любила, но только как подругу. А того, что Айно думала о ней иначе, и не знала. Не должна была узнать.
Через несколько лет Кусина встречаться с Минато начала. У них все было чисто и невинно; бывало, встанут друг напротив друга – и давай краснеть. Молча стоят, даже за руки не держатся. И ни от кого не прячутся – смысла нет. Один мир на двоих, вот как это называлось. Айно данное явление не раз и не два наблюдала, и всякий раз ей становилось стыдно. Ведь счастливы же, видно, что счастливы. Будто друг для друга созданы. Ей бы смириться и отступиться, а не дает что-то. Другая у нее к Кусине любовь; мужчина так любить не сможет. Так, чтобы глазами в душу проникать и суть самую видеть – без шелухи, без наносного всего. Так, чтобы желать – частью себя сделать. Поглотить.
От того, что Айно к Кусине чувствовала, ей самой иногда страшно становилось. Как любовь от ненависти отличить, в таком случае? И как – от влюбленности? От страсти? От желания согреться чужим теплом?
Для Айно это все был лес темный.
Вот как-то и остались они с Кусиной вдвоем, в этом лесу. Миссия была общая. Опасная. Кусину тогда ранили, двое дзенинов, которые с ними были, лежали в отключке.
Айно тогда про себя вообще думать не могла. Все лишние мысли как отрезало. Одна цель осталась – перенести товарищей в безопасное место.
Она их под корнями разлапистого дерева устроила, лечить стала. На дзенинов посмотрела только – поняла, что там все несерьезно, скоро очнутся. К Кусине подошла, блузку с нее стянула, чтобы рану осмотреть... замерла.
Исцеляющей чакры ей с лихвой хватило, но руки дрожали. Это ведь Кусина была. И такой, по пояс обнаженной, ее вряд ли много кто видел. Кусина была поразительно стеснительна... в некоторых вопросах.
Чтобы проверить дыхание пациентки, Айно пришлось совсем близко к ее лицу наклониться, и прежде, чем она поняла, что делает, уже Кусину целовала – в губы. Раздвинула их языком, коснулась его кончиком сцепленных зубов...
А потом Кусина ей ответила. К себе притянула, не поднимая век; это уже и на поцелуй похоже не было – борьба какая-то. Айно показалось, что она тонет – воздуха не хватало.
Кусина глаза открыла. Не свои, алые, без белков, с вертикальными зрачками. Оторвалась от губ Айно, позволив ей вдохнуть, впилась укусом-поцелуем в шею. Сжав запястья подруги, накрыла ее ладонями свои груди – небольшие, очень нежные, мягкие. Чакра Кусины сильно изменилась. Не светло-синей была – алой, как кровь, и Айно вдруг стало страшно. Она не за себя испугалась, за подругу. Показалось ей: с Кусины кожа сползает, как та самая «шелуха», и она, Айно, обнимает ее тело, понемногу лишающееся человеческой оболочки. Одежда на Кусине вспыхивает, не выдерживая невыносимого жара ее обнаженных мышечных тканей, в воздухе плывет запах паленого мяса; кожа Айно, которая не выпускает подругу из тесных, излишне интимных объятий, обугливается, обгоревшие руки, теперь больше напоминающие клешни, по-прежнему лежат на груди Кусины. Подкожный жир Айно сгорает, она сама горит, испытывая невыносимую боль – и тянется к подруге, чтобы поцеловать ее в то, что осталось от губ.
А потом Кусина закрыла глаза, и наваждение спало. Когда открыла, они уже обычными были, голубыми.
- Айно?.. – спросила с недоумением – узнала. Встревожилась: – Я... я тебе ничего не сделала?
Айно могла только головой помотать, руки убирая. У нее не хватило духу рассказать Кусине о том, что сейчас произошло.
Поцелуй на грани жизни и смерти – вот как она это потом про себя называла. Эрос против танатоса, сказал бы ее тогда-еще-не-муж. Он умный был, начитанный.
Тогда в Кусине инстинкты проснулись. Дикое что-то, темное; Минато, небось, не знал.
Да и где ему; мужчины – они как дети...
...- Жарко, - сказала Айно. Она еще раньше свой вариант летнего платья сбросила. Под ним было только розовое нижнее белье – под цвет ее волос. Даже не розовое, а кремовое, оттенка кофе с молоком. И кружавчики на нем имелись, как положено.
Айно никогда не носила бикини – фигура не та была. А вот более закрытое белье на ней всегда смотрелось изысканно-сексуально. Вон как официант вылупился. Ах-ах, сладкий мальчик.
- Э... ты уверена, что тут можно так себя вести? – Кусина все еще смеялась, но явно была смущена. Бояться не боялась – все свои... хоть это и первый клуб мужского стриптиза за всю историю Конохи.
- И не только так, - Айно заговорщицки улыбнулась. – Как насчет оторваться на полную? Через месяц-другой тебе уж точно не до того будет, - и щелкнула пальцами, подзывая официанта. Заказала себе охлажденное пиво – чего фигуру беречь.
- Как-то неловко, - призналась Кусина, прижимая руки к животу. Блеснуло обручальное кольцо; Айно недовольно поморщилась.
Она любила Кусину. И теперь точно знала, что дело не в переходном возрасте.
Если чувство так долго не исчезает само по себе, остается только взять его судьбу в свои руки. То, что Кусина была беременна, Айно не останавливало. Она знала – ребенка Кусины сможет полюбить, и сильнее, чем своего собственного.
- Вот и пиво, - обрадовалась, одной рукой за кружкой потянувшись. Второй будто ненароком приобняла Кусину за талию; еще одно обручальное кольцо, но разве оно что-то значит?
А потом Айно поцеловала подругу в мгновенно зардевшуюся щеку; почти невинный поцелуй...
Третий по счету.
***
- Сакура, ты на миссию? – крикнула Айно из недавно отстроенной кухни, вытирая руки полотенцем.
- За Наруто, - отозвалась та, даже не глядя на мать. У них с Сакурой никогда не получалось установить доверительные отношения – может, потому, что она была слишком похожа на саму Айно в молодости.
Вот и сейчас – ни слова лишнего не сказала. Проскользнула в свою комнату и назад – забрала, видно, что-то. Может, шары с сонным газом, которые Айно вчера чуть не выбросила по ошибке...
Хлопнула входной дверью.
Айно повесила полотенце на недавно вбитый в стену крюк. Покачала головой:
- Наруто, да?..
В глубинах нового дома что-то вздохнуло – может, уходящий призрак прошлого.
Потом стало тихо.
Заказчик очень доволен)
Пейринг ничуть не хуже, чем Кусина/Микото **
Автор
А вы и по Кушине/Микото пишете?))
А вы и по Кушине/Микото пишете?))
Испытываю особую нежность к данному пейрингу, только по ним у меня сплошной ангст получается. Плак.
Вы их тоже любите?
А вообще, испытываю слабость к Фугаку/Минато и Кушине/Микото.
А можно ссылку в у-мыло? **
Да, Фугаку/Минато тоже интересный пейринг. Если честно, не встречала с ними ни фанарта, ни фиков размером больше драббла. Даже странно, ибо они, как и Кусина/Микото - на редкость логичны