В селении Звука всегда было катастрофически мало женщин. Возможно, так произошло из-за определенных предпочтений Орочимару-сама, о которых трепались все, кому не лень. Кимимаро мог с полной уверенностью сказать, что эти сплетни – ложь и клевета. Никакого противоестественного интереса лично к нему Орочимару-сама не испытывал. Впрочем, возможно, он просто берег свое будущее тело. А тело, между прочим, пребывало в катастрофической ситуации. Была весна, все вокруг цвело и пахло – сакура, аллергия, шизофрения, гормоны… Последние составляли наибольшую проблему Кимимаро, ибо требовали немедленного выхода. Изнурительные тренировки и каждодневные порции ангста помогали, но даже они не могли в полной мере совладать с зовом природы. Кимимаро поймал себя на том, что за неимением женщин и впрямь начинает – о, ужас! – присматриваться к Орочимару-сама. В конце концов, женщина из змеиного сеннина вышла бы, можно сказать, образцовая. Разве что слишком бледная... Да и впалые скулы ее не красили бы. С другой стороны, теперешнее тело Орочимару-сама изначально было женским. Если вернуть ему первичную форму... В общем, Кимимаро втихую терзался и мучился, проклиная весну, когда и клематисы-то толком не цветут, только какая-то бесполезная сакура. Во время очередных терзаний он услышал чей-то довольно грубый голос: - На тебя смотреть тошно. Иди, что ли, подрочи. Все легче станет. Обернувшись к обладателю голоса, Кимимаро увидел одного из собственной Пятерки Звука. Вернее, одну – в настоящий момент на заговорившей с ним девушке имелись только широкие штаны и обмотки сверху, утягивающие, но не скрывающие определенно женскую грудь. «Таюя, вроде бы так», - подумал Кимимаро. На память он никогда не жаловался – просто ему было недосуг запоминать имена подчиненных. Был Орочимару-сама; остальные – ниже. К чему думать о них? Но весна была в самом разгаре, гормоны бурлили и требовали выхода, а Орочимару-сама не торопился превращаться в загадочную незнакомку с веером, за которой можно было бы долго и сладостно ухаживать, получая удовлетворение уже от самого процесса... помнится, Кимимаро читал об этом в стыренных где-то книжках. Кажется, они назывались «Приди, приди, рай» или как-то так. Вообще-то, Кимимаро изучал эти книжки без всяких левых мыслей – он просто учился по ним читать, справедливо полагая, что его вопиющая неграмотность может когда-нибудь выйти боком. Притом не ему, а Орочимару-сама. Кстати, Таюя на незнакомку с веером тоже не походила. Зато она была женского пола. Впрочем, в этом еще следовало убедиться. Как знать, вдруг ее грудь – это Хенге? Исключительно в познавательных целях облапив Таюю, Кимимаро совершенно забыл об осторожности и на собственном опыте убедился, что когда тебе заезжают острой коленкой между ног – это ОЧЕНЬ больно. - Я не интересуюсь костлявыми мужчинами, - отрезала Таюя, выворачиваясь из ослабевших рук Кимимаро. – Так что отъебись, пока я тебе яйца не оторвала. Именно в этот миг Кимимаро окончательно убедился в том, что Таюя – женщина. Только женщина может быть настолько стервозной. Между прочим, насчет «костлявости» она хватила лишку – Кимимаро был вполне себе мускулистым. Не упитанным, как тот же Дзиробо, но и не истощенным наподобие Сакона с Уконом. Обычно Кимимаро не задавался вопросом, как питаются его подчиненные, но сейчас вдруг задумался об этом. Что поделать – весна... Если доверять прочитанным когда-то книжкам, женщины любили цветы со сладостями и ради них были готовы на что угодно. Кимимаро обреченно вздохнул и принялся слоняться по подземельям Орочимару-сама в тщетной попытке найти хотя бы несколько завалящих вагаси. Мысль о цветах он отбросил сразу же, ибо терпеть не мог сакуру и прочие тюльпаны. Симпатией Кимимаро могли похвалиться либо камелии, либо клематисы. И дарить что-либо другое объекту своей страсти, пусть и временной, он решительно отказывался. Зайдя в тупик и со сладостями, и с цветами, Кимимаро взялся думать, что же еще может понравиться Таюйе. Одежда отпадает, у них совершенно разные вкусы… Оружие – тоже, в бою она использует только флейту… Вот тут-то Кимимаро и осенило. Флейта! Самая прочная. Самая надежная. Которая никогда не сломается. Флейта из кости последнего потомка клана Кагуя. Весна продолжала буйствовать и поселять в душе смутные желания чего-то прекрасного, когда Кимимаро выследил Таюю в лесу и подошел к ней на залитой солнцем поляне. В руке у него была свежеизготовленная флейта. Кимимаро встретил неприветливый темный взгляд Таюйи собственным взглядом – и протянул ей подарок, предлагая этим самым… ну, пусть не руку и сердце, но нечто не менее, а то и более приятное. «Флейта поет, и демоны танцуют; флейта поет, и оживают древние кости; флейта поет, и завороженные змеи начинают покачиваться в такт, стоя на хвостах. Необычная флейта; так просто не сломать. Можно – еще прочнее; хочешь, я дам тебе идеальный материал для нового инструмента? У меня это должно получиться лучше, чем у кого-либо. Я ведь сам – инструмент. Кость, полая внутри; теперь ты сможешь призвать больше демонов. Ты играешь, а они собираются вокруг; тысячи, миллионы – несть им числа... Ведь столько демонов, сколько ношу в себе я, нет и в Аду». Таюя моргнула. На миг Кимимаро показалось, будто она понимает. Потом невыносимая девица фыркнула: - Женщины – не собаки, на кости не бросаются, - и была такова. Кимимаро почувствовал, что костяная флейта в его руке треснула, и острые осколки вонзились в ладонь. Следующие три дня он ангстил и сходил с ума поочередно. Ну разве что головой об стенку не бился. Как посмела эта мерзкая девчонка отвергнуть его пусть не совсем чистое, но такое искреннее чувство?! Кидомару, невольно ставший свидетелем того, как Кимимаро гневно пялится на совершенно обычную стенку, а на его лице отражаются следы полуночных бдений, поспешил убраться подобру-поздорову. Он всегда знал, что командир Пятерки Звука – тот еще псих, но думал: это, во всяком случае, хладнокровный псих. Что поделать – весна… Наконец, собравшись с духом, Кимимаро решился на третью попытку. - Объясни, что именно тебе во мне не нравится, - потребовал он у Таюйи, зажимая ее в темном углу. – Кости ведь ни при чем. - Ты глаза подводишь, как педик, - Таюя пожала плечами. – Топай лучше к своему хозяину, может, он согласится порвать тебе зад... и выломать пару-другую костей. Кимимаро не успел понять, что произошло дальше. Тело среагирвоало быстрее разума. - Никогда, - сказал он, уже сжимая ее горло, - слышишь, никогда не смей ТАК говорить об Орочимару-сама. - Пусти, ублюдок, - прохрипела Таюя. Ее ноги оторвались от пола, но в темных глазах не было ни намека на страх, и это бесило Кимимаро сильнее всего. – Пусти! - Похоже, - сказал Кимимаро, - с тобой только так и можно. И впился губами в ее губы. Таюя кусалась, брыкалась и отбивалась, как дикая кошка; Кимимаро на собственном примере убедился, что поговорка о загнанной в угол жертве еще как правдива. Можно было разломить ее ровно – напополам. Можно было свернуть ей шею. Можно было скрутить костями так, чтобы не вырвалась, и трахнуть, не обращая внимания на дикие взгляды и вопли. Можно было выбить ей зубы, так, чтобы и кричать толком не могла… Кимимаро отстранился, вытирая кровь с губ. Он никогда не был сумасшедшим маньяком. - Куда пошел… стой… - Она нашла в себе силы подняться, потянулась за флейтой. – Ты у меня сейчас… за все ответишь! Ты… - Ты – моя проблема, - отозвался Кимимаро, не оборачиваясь. – Значит, нам с тобой надо переспать. Судя по ответному молчанию, Таюя всерьез задумалась над этой фразой. Кимимаро не успел отойти и на несколько шагов, когда его догнал ее вопрос: - А ты уверен, что после этого полегчает? Где-то наверху, под лучами солнца, зацветала сакура…
Автору стыдно.
В селении Звука всегда было катастрофически мало женщин. Возможно, так произошло из-за определенных предпочтений Орочимару-сама, о которых трепались все, кому не лень.
Кимимаро мог с полной уверенностью сказать, что эти сплетни – ложь и клевета. Никакого противоестественного интереса лично к нему Орочимару-сама не испытывал. Впрочем, возможно, он просто берег свое будущее тело.
А тело, между прочим, пребывало в катастрофической ситуации. Была весна, все вокруг цвело и пахло – сакура, аллергия, шизофрения, гормоны… Последние составляли наибольшую проблему Кимимаро, ибо требовали немедленного выхода. Изнурительные тренировки и каждодневные порции ангста помогали, но даже они не могли в полной мере совладать с зовом природы. Кимимаро поймал себя на том, что за неимением женщин и впрямь начинает – о, ужас! – присматриваться к Орочимару-сама. В конце концов, женщина из змеиного сеннина вышла бы, можно сказать, образцовая. Разве что слишком бледная... Да и впалые скулы ее не красили бы. С другой стороны, теперешнее тело Орочимару-сама изначально было женским. Если вернуть ему первичную форму...
В общем, Кимимаро втихую терзался и мучился, проклиная весну, когда и клематисы-то толком не цветут, только какая-то бесполезная сакура.
Во время очередных терзаний он услышал чей-то довольно грубый голос:
- На тебя смотреть тошно. Иди, что ли, подрочи. Все легче станет.
Обернувшись к обладателю голоса, Кимимаро увидел одного из собственной Пятерки Звука. Вернее, одну – в настоящий момент на заговорившей с ним девушке имелись только широкие штаны и обмотки сверху, утягивающие, но не скрывающие определенно женскую грудь.
«Таюя, вроде бы так», - подумал Кимимаро. На память он никогда не жаловался – просто ему было недосуг запоминать имена подчиненных. Был Орочимару-сама; остальные – ниже. К чему думать о них?
Но весна была в самом разгаре, гормоны бурлили и требовали выхода, а Орочимару-сама не торопился превращаться в загадочную незнакомку с веером, за которой можно было бы долго и сладостно ухаживать, получая удовлетворение уже от самого процесса... помнится, Кимимаро читал об этом в стыренных где-то книжках. Кажется, они назывались «Приди, приди, рай» или как-то так.
Вообще-то, Кимимаро изучал эти книжки без всяких левых мыслей – он просто учился по ним читать, справедливо полагая, что его вопиющая неграмотность может когда-нибудь выйти боком. Притом не ему, а Орочимару-сама.
Кстати, Таюя на незнакомку с веером тоже не походила. Зато она была женского пола.
Впрочем, в этом еще следовало убедиться. Как знать, вдруг ее грудь – это Хенге?
Исключительно в познавательных целях облапив Таюю, Кимимаро совершенно забыл об осторожности и на собственном опыте убедился, что когда тебе заезжают острой коленкой между ног – это ОЧЕНЬ больно.
- Я не интересуюсь костлявыми мужчинами, - отрезала Таюя, выворачиваясь из ослабевших рук Кимимаро. – Так что отъебись, пока я тебе яйца не оторвала.
Именно в этот миг Кимимаро окончательно убедился в том, что Таюя – женщина.
Только женщина может быть настолько стервозной.
Между прочим, насчет «костлявости» она хватила лишку – Кимимаро был вполне себе мускулистым. Не упитанным, как тот же Дзиробо, но и не истощенным наподобие Сакона с Уконом. Обычно Кимимаро не задавался вопросом, как питаются его подчиненные, но сейчас вдруг задумался об этом.
Что поделать – весна...
Если доверять прочитанным когда-то книжкам, женщины любили цветы со сладостями и ради них были готовы на что угодно. Кимимаро обреченно вздохнул и принялся слоняться по подземельям Орочимару-сама в тщетной попытке найти хотя бы несколько завалящих вагаси. Мысль о цветах он отбросил сразу же, ибо терпеть не мог сакуру и прочие тюльпаны. Симпатией Кимимаро могли похвалиться либо камелии, либо клематисы. И дарить что-либо другое объекту своей страсти, пусть и временной, он решительно отказывался.
Зайдя в тупик и со сладостями, и с цветами, Кимимаро взялся думать, что же еще может понравиться Таюйе. Одежда отпадает, у них совершенно разные вкусы… Оружие – тоже, в бою она использует только флейту…
Вот тут-то Кимимаро и осенило.
Флейта!
Самая прочная. Самая надежная. Которая никогда не сломается.
Флейта из кости последнего потомка клана Кагуя.
Весна продолжала буйствовать и поселять в душе смутные желания чего-то прекрасного, когда Кимимаро выследил Таюю в лесу и подошел к ней на залитой солнцем поляне. В руке у него была свежеизготовленная флейта. Кимимаро встретил неприветливый темный взгляд Таюйи собственным взглядом – и протянул ей подарок, предлагая этим самым… ну, пусть не руку и сердце, но нечто не менее, а то и более приятное.
«Флейта поет, и демоны танцуют; флейта поет, и оживают древние кости; флейта поет, и завороженные змеи начинают покачиваться в такт, стоя на хвостах.
Необычная флейта; так просто не сломать. Можно – еще прочнее; хочешь, я дам тебе идеальный материал для нового инструмента?
У меня это должно получиться лучше, чем у кого-либо. Я ведь сам – инструмент.
Кость, полая внутри; теперь ты сможешь призвать больше демонов. Ты играешь, а они собираются вокруг; тысячи, миллионы – несть им числа...
Ведь столько демонов, сколько ношу в себе я, нет и в Аду».
Таюя моргнула. На миг Кимимаро показалось, будто она понимает.
Потом невыносимая девица фыркнула:
- Женщины – не собаки, на кости не бросаются, - и была такова.
Кимимаро почувствовал, что костяная флейта в его руке треснула, и острые осколки вонзились в ладонь.
Следующие три дня он ангстил и сходил с ума поочередно. Ну разве что головой об стенку не бился.
Как посмела эта мерзкая девчонка отвергнуть его пусть не совсем чистое, но такое искреннее чувство?!
Кидомару, невольно ставший свидетелем того, как Кимимаро гневно пялится на совершенно обычную стенку, а на его лице отражаются следы полуночных бдений, поспешил убраться подобру-поздорову. Он всегда знал, что командир Пятерки Звука – тот еще псих, но думал: это, во всяком случае, хладнокровный псих.
Что поделать – весна…
Наконец, собравшись с духом, Кимимаро решился на третью попытку.
- Объясни, что именно тебе во мне не нравится, - потребовал он у Таюйи, зажимая ее в темном углу. – Кости ведь ни при чем.
- Ты глаза подводишь, как педик, - Таюя пожала плечами. – Топай лучше к своему хозяину, может, он согласится порвать тебе зад... и выломать пару-другую костей.
Кимимаро не успел понять, что произошло дальше. Тело среагирвоало быстрее разума.
- Никогда, - сказал он, уже сжимая ее горло, - слышишь, никогда не смей ТАК говорить об Орочимару-сама.
- Пусти, ублюдок, - прохрипела Таюя. Ее ноги оторвались от пола, но в темных глазах не было ни намека на страх, и это бесило Кимимаро сильнее всего. – Пусти!
- Похоже, - сказал Кимимаро, - с тобой только так и можно.
И впился губами в ее губы.
Таюя кусалась, брыкалась и отбивалась, как дикая кошка; Кимимаро на собственном примере убедился, что поговорка о загнанной в угол жертве еще как правдива.
Можно было разломить ее ровно – напополам. Можно было свернуть ей шею. Можно было скрутить костями так, чтобы не вырвалась, и трахнуть, не обращая внимания на дикие взгляды и вопли. Можно было выбить ей зубы, так, чтобы и кричать толком не могла…
Кимимаро отстранился, вытирая кровь с губ.
Он никогда не был сумасшедшим маньяком.
- Куда пошел… стой… - Она нашла в себе силы подняться, потянулась за флейтой. – Ты у меня сейчас… за все ответишь! Ты…
- Ты – моя проблема, - отозвался Кимимаро, не оборачиваясь. – Значит, нам с тобой надо переспать.
Судя по ответному молчанию, Таюя всерьез задумалась над этой фразой.
Кимимаро не успел отойти и на несколько шагов, когда его догнал ее вопрос:
- А ты уверен, что после этого полегчает?
Где-то наверху, под лучами солнца, зацветала сакура…
тапка
И не страдайте))
А.
случайно забредший автор