- Мадара-сан, - Итачи казалась немного растерянной, но половник по-прежнему держала крепко. – Что вы делаете на столе? В интонациях ее красивого грудного голоса явно слышалось непроизнесенное: «А самое главное, что здесь делаю я?» - Ну, ты готовишь, - Мадара решил вначале ответить на незаданный вопрос. – А я тебе... помогаю. - Вы разве не знаете, что сидеть на столе – плохая примета? – бесстрастно осведомилась Итачи. Похоже, самообладание вернулось к ней. – А вы мало того, что сами сели, так еще и меня затащили. Мадару такие мелочи мало волновали. Он был занят делом поинтереснее. Итачи, похоже, решительно не разделяла его взгляды. - Мадара-сан, будьте любезны, отпустите меня, - с каменным лицом потребовала она. – Иначе в вашем супе может случайно отыскаться дохлая крыса. - Хорошо хоть не яд, - пробормотал Мадара, зарываясь носом в волосы Итачи. Волосы пахли ромашкой и кондиционером, а еще – дождем. - Мадара-сан, уберите руки от моей груди, - в голосе Итачи прорезались стальные нотки, хватка на половнике неуловимо сменилась; Мадара невольно припомнил все спортивные секции, которые посещала Итачи. Как только девушка становилась лучшей в определенном боевом искусстве, секция бесславно забрасывалась, а сама Итачи возвращалась домой, к готовке и прочим довольно скучным хозяйственным делам. Создавалось впечатление, будто эту мрачную девушку вообще мало что интересует, а живет она исключительно по привычке. Кроме того, Итачи не любила лишний раз выходить из дому, питала необъяснимое пристрастие к хмурой погоде и обычно одевалась в сомнительные готического вида шмотки, вдобавок покрывая ногти на руках и ногах отвратительным темно-фиолетовым лаком. Для готовки она, впрочем, делала исключение. Короткое белое платье, черные чулки, позабытые в процессе переодевания, трогательный розовый передничек... Сопоставив все, что он знал об Итачи, с желанием содрать с нее все, за исключением чулок/передничка, и отыметь ее здесь и сейчас – долго, мучительно-сладко, с криками, стонами, всхлипами и засосами, оставленными на белой коже, – Мадара изрек: - Я тебе потом данго куплю. - Я не продаюсь, - отрезала Итачи. Отшвырнула половник и, обернувшись к Мадаре, толкнула его прямиком на кухонный стол. – Но этот суп должен вариться на маленьком огне тридцать минут, в течение которых мне совершенно нечего делать. Уже чувствуя на своем члене умелые пальчики Итачи и ее не менее умелые губы и язык, Мадара подумал, что предпочел бы видеть ее на столе под собой. Потом – что ему не следовало удочерять эту неблагодарную, развращенную девицу, которая сейчас... ооох... Потом Мадара не думал ни о чем; не понимал, кому принадлежат издаваемые крики-стоны-всхлипы и на чьей коже остаются засосы. Истинная причина, по которой Мадара удочерил Итачи, заключалась в том, что эта девушка была противником, проиграть которому – одно удовольствие.
вах вах) заказчик уж было думал, что позабыли совсем про заявки, ан, нет, исполнили, и очень даже неплохо) жаль секасу мало мне понравилось, спасибо Вам, дорогой автор но всё равно большое Вам, аригато
- Мадара-сан, - Итачи казалась немного растерянной, но половник по-прежнему держала крепко. – Что вы делаете на столе?
В интонациях ее красивого грудного голоса явно слышалось непроизнесенное: «А самое главное, что здесь делаю я?»
- Ну, ты готовишь, - Мадара решил вначале ответить на незаданный вопрос. – А я тебе... помогаю.
- Вы разве не знаете, что сидеть на столе – плохая примета? – бесстрастно осведомилась Итачи. Похоже, самообладание вернулось к ней. – А вы мало того, что сами сели, так еще и меня затащили.
Мадару такие мелочи мало волновали. Он был занят делом поинтереснее.
Итачи, похоже, решительно не разделяла его взгляды.
- Мадара-сан, будьте любезны, отпустите меня, - с каменным лицом потребовала она. – Иначе в вашем супе может случайно отыскаться дохлая крыса.
- Хорошо хоть не яд, - пробормотал Мадара, зарываясь носом в волосы Итачи. Волосы пахли ромашкой и кондиционером, а еще – дождем.
- Мадара-сан, уберите руки от моей груди, - в голосе Итачи прорезались стальные нотки, хватка на половнике неуловимо сменилась; Мадара невольно припомнил все спортивные секции, которые посещала Итачи. Как только девушка становилась лучшей в определенном боевом искусстве, секция бесславно забрасывалась, а сама Итачи возвращалась домой, к готовке и прочим довольно скучным хозяйственным делам. Создавалось впечатление, будто эту мрачную девушку вообще мало что интересует, а живет она исключительно по привычке. Кроме того, Итачи не любила лишний раз выходить из дому, питала необъяснимое пристрастие к хмурой погоде и обычно одевалась в сомнительные готического вида шмотки, вдобавок покрывая ногти на руках и ногах отвратительным темно-фиолетовым лаком.
Для готовки она, впрочем, делала исключение. Короткое белое платье, черные чулки, позабытые в процессе переодевания, трогательный розовый передничек...
Сопоставив все, что он знал об Итачи, с желанием содрать с нее все, за исключением чулок/передничка, и отыметь ее здесь и сейчас – долго, мучительно-сладко, с криками, стонами, всхлипами и засосами, оставленными на белой коже, – Мадара изрек:
- Я тебе потом данго куплю.
- Я не продаюсь, - отрезала Итачи. Отшвырнула половник и, обернувшись к Мадаре, толкнула его прямиком на кухонный стол. – Но этот суп должен вариться на маленьком огне тридцать минут, в течение которых мне совершенно нечего делать.
Уже чувствуя на своем члене умелые пальчики Итачи и ее не менее умелые губы и язык, Мадара подумал, что предпочел бы видеть ее на столе под собой. Потом – что ему не следовало удочерять эту неблагодарную, развращенную девицу, которая сейчас... ооох...
Потом Мадара не думал ни о чем; не понимал, кому принадлежат издаваемые крики-стоны-всхлипы и на чьей коже остаются засосы.
Истинная причина, по которой Мадара удочерил Итачи, заключалась в том, что эта девушка была противником, проиграть которому – одно удовольствие.
жаль секасу маломне понравилось, спасибо Вам, дорогой автор
но всё равно большое Вам, аригато
Аффтар.
Аффтар.
Спасибо
аффтар