читать дальшеЕсть истории, которые должны быть рассказанными. Это как раз наша история — не каждый день, в конце концов, соприкасаются два разных мира, а наши с ней миры были именно такими. Я нашла ее в лесу. Она, конечно, потом говорила, что все было наоборот. Что это она меня нашла. Пусть так. Я не против — лишь бы быть с ней. Она то ли заблудилась, ища осенние грибы, то ли нарочно зашла слишком далеко — не знаю. На ней были высокие рыбацкие сапоги, старые штаны, потрепанная куртка — не ее одежда, как выяснилось потом, принадлежавшая дяде. Сама она ходила в лес очень редко, и никогда раньше — одна. Ее светлые волосы показались мне темными с первого взгляда, убранные в пучок на затылке; она выглядела потерянной, и я не могла ее оставить — сделала шаг из дерева навстречу. Я не думала о том, что не смогу вернуться назад. Нас часто предупреждают — деревья не вечны, из одного в другое, но переход не должен занимать слишком много времени, а то не будет возврата. Я думала, что просто покажу ей дорогу назад — и вернусь. — Ты потерялась? — ее вопрос показался мне неожиданным, но она не испугалась. Люди часто пугаются, когда видят, как мы переходим из дерева в дерево. Мы движемся слишком быстро, но недостаточно, чтобы они не успели нас заметить. Наш настоящий облик повергает их в ужас. Наш настоящий облик далек от материального, в нем мы не можем говорить. Оттого она и не испугалась — для разговора с ней я создала оболочку, составленную из всего, что знала о человеческих девушках. — Да. Не знаю, зачем я соврала. Мы, вообще, нередко лжем, когда говорим с людьми — раньше, когда нас было меньше, мы скучали. Чтобы не было скучно, мы находили себе женихов и невест среди людей, обманом увлекали их в лес, а там... Мужчины не жили долго после игр с нами. Женщины становились такими же, как мы, и в итоге нас стало больше, чем было. — Где ты живешь? — Мне некуда идти, — я пожала плечами. Это была уже не вполне ложь: в материальной оболочке я не могла вернуться в дерево. Тогда она предложила неожиданное: — Идем со мной. Ее звали Яманака Ино. Она жила в дачном поселке неподалеку от леса и была художницей. Месяц назад она потеряла родителей — в таком состоянии хочется уединения, а она могла себе это позволить. После недавней потери она была склонна к необдуманным поступкам. Предложение жить вместе было именно таким поступком. Она ни о чем меня не спрашивала. Коротко рассказав о себе — ей нужно было выговориться, — Ино постелила мне на веранде, как дорогой гостье. Мы пили чай, глядя на звезды, появляющиеся в небе одна за другой, и считали пролетавшие самолеты — недалеко располагался аэропорт. — Я бы хотела улететь далеко-далеко, — рассказывала Ино. — Но там, куда я могу улететь, людей больше, чем здесь. Я прихлебывала черный чай с сахаром, очень крепкий. Мне было хорошо и не хотелось возвращаться. У материальной оболочки были свои неудобства. Ино объяснила мне, зачем нужен дощатый домик в углу участка, но я очень долго не могла приспособиться. Может, прежде я была человеком, может, нет; в любом случае, выведение из организма лишней воды и переработанной пищи было для меня в новинку. Но вернуться в лес не хотелось. Я считала, что у меня достаточно времени. На второй день она спросила мое имя. Я назвалась Хьюгой Хинатой. У меня не было своих вещей, только простенькое платье, в котором я ее нашла; Ино поделилась со мной одеждой — у нас был почти одинаковый размер. — На тебя напали? — спросила она. — Выгнали из дому? Я сказала: да, напали, все мой приемный отец, я не могу вернуться. Лгать людям для нас естественно. Ино после моего краткого ответа долго хмурилась. Потом позвонила кому-то и некоторое время говорила по телефону, а назавтра к нам приехал мрачный парень с убранными в высокий хвост волосами. Он передал Ино какую-то папку. — Документы, — объяснила она, когда парень ушел. — Раз уж ты не можешь вернуться. Она была известной начинающей художницей, Ино, и после смерти родителей — наследницей семейного бизнеса. Управляющий семьи был ей верен, она многое могла себе позволить. Она привязала меня к материальному миру: сначала дом, потом документы. Пора было возвращаться в лес, но я не хотела. Мне было хорошо с ней. Она рисовала звезды и девушку, парящую над ними; в ее картине была правда, я могла часами смотреть, как она рисует. Я слышала, что, потеряв, многие люди не могут творить. Ино творила, чтобы не задохнуться от боли — легко, как дышала. — Это звездная странница, — рассказывала Ино, — девушка без прошлого, с мудростью большей, чем у кого-либо. Касалась холста кисточкой с нежностью; а потом как-то спросила: — Тебе еще не надоело со мной, Хината? Предложила деньги на первое время. Сказала: — Тебе совсем не обязательно оставаться со мной, если ты не хочешь. Поблагодарила за то, что я была с ней; я не смогла сказать, что только ради нее с ней и осталась — не ради денег или документов. Ведь это была правда. А правду мы говорить людям не приучены. Я сказала иначе, ночью придя в ее комнату. Она проснулась сразу же: — Хината?.. Замерзла? Залезай, — и подвинулась, откинув краешек одеяла. Она совсем меня не боялась. Я могла бы легко заманить ее в лес, если бы хотела, и она бы стала моей подругой. Навсегда. Мы танцевали бы на полянах в своем истинном облике, не скрываясь, смеялись бы, распугивая людей и зверье, и переходили бы из дерева в дерево, переплетаясь телами — не материальными, духовными. Нет удовольствия сильнее... Я легла с ней рядом и погладила ее по щеке. Ино не отстранилась, глядя мне в глаза; тогда я ее поцеловала. Она ответила на поцелуй со страстью, будто давно этого ждала. Потом лихорадочным шепотом сказала: — Хината... если это из благодарности... — Я люблю тебя, — ответила я. Слова дались легко, а Ино задохнулась — не в первый раз за эту ночь. Я успела изучить людей достаточно, чтобы доставлять им удовольствие. Мне такое, как у них, удовольствие было доступно лишь отчасти; материальная оболочка мешала. Ино касалась меня, а мне казалось: это прикосновения сквозь толстый слой полиэтилена, но лгать людям для нас естественно, и Ино, разгоряченная, распаленная тем, что пробудили в ней мои руки, ничего не заметила. Я не могла ей открыться. Не могла коснуться ее так, как хотелось мне — потому что это бы ее убило. Месяц спустя картина со звездной странницей была готова, а Ино больше не горевала в одиночестве. Теперь она улыбалась. На выставку, где картина позже была представлена, мы поехали вместе. Ино выбрала для меня синее платье и перчатки — точная копия ее платья и перчаток, фиолетовых. Мы уезжали все дальше от леса; тут-то оно и началось, расслоение. Я скрывала его от Ино, как могла — время от времени моя сущность начала выходить из материальной оболочки, оставляя ее неподвижной. Я могла сидеть в номере отеля, глядя на часы, моргнуть — и понять, что прошло три часа. Я ушла слишком далеко и надолго. Мне нужно было возвращаться. Может, когда-то я и такие, как я, были людьми, не знаю. Может, раньше мы жили в лесной деревне или на хуторе, а потом умерли не своей смертью, убитые, замученные, и стали жить иначе, в деревьях. Может, мы изначально были другой формой жизни, вроде звездной странницы, которую нарисовала Ино. — Мне так хорошо с тобой, — сказала Ино на выставке, — что кажется, будто я сама тебя выдумала. И засмеялась, сжимая мое запястье: я была нужна ей. Она не хотела меня отпускать. Я сама не хотела уходить, но мой срок истекал. Еще немного времени — и я отделюсь от своей материальной оболочки, а потом исчезну, как Русалочка из человеческой сказки. Навсегда. Русалочка исчезла, потому что ее не удержал любимый человек. Но это была сказка — на самом деле любовь не может удержать. Наша любовь, если проявить ее в полной мере, так, как мы того хотим, так, чтобы чувства не были притуплены материальной оболочкой, — наша любовь убивает. Я не хотела, чтобы Ино умерла. Я не успела снять платье после выставки; в номере нас с Ино поджидал мрачный человек. Он не был человеком. Я поняла это еще до того, как единственный жест его руки заставил Ино сползти по стенке, потеряв сознание. — Тебе пора, — сказал он мне — единственный мужчина среди нас, тот, кого мы называли отцом. — Ты ушла слишком далеко от леса. Он рассказал, что такое случалось и раньше: наши женщины жили с людьми-мужчинами, рожали от них героев, а потом возвращались в лес. Но Ино не была мужчиной. От нее я не смогла бы родить, моя же материальная оболочка начинала рассыпаться. Мне нельзя было оставаться с ней. Я знала, что потеря станет для Ино страшным ударом, но и знала другое: она сильнее, чем думает. Эту силу видно в ее картинах. Она справится, и весь мир заговорит о ней; потери делают людей сильнее. Она будет счастлива. — Если мне все равно придется ее оставить, — сказала я, — я выбираю быть с ней чуть дольше. — Тебя это убьет, — ответил он холодно. Я рассмеялась: после знакомства с Ино я не боялась умереть. Пусть мы и живем века, переходя из дерева в дерево, что значит эта жизнь по сравнению с ярким мигом человеческого бытия? Он смотрел на меня очень долго, а потом кивнул: — Пусть будет так, как ты хочешь. Он ушел, а я сидела рядом с бессознательной Ино на полу номера и думала: сейчас начнется. Расслоение. В последнее время оно происходило все чаще.
читать дальшеНо нет. Расслоения не было. Его не было и на следующий день, и на послеследующий; очнувшаяся Ино ничего не помнила о визите нашего отца. С моей памятью тоже начало происходить странное. Раньше я точно помнила, как мы сами себя зовем, с каких времен живем, каким правилам следуем. С каждым днем я помню все меньше и меньше. С каждым днем я ощущаю прикосновения Ино все ярче — и начинаю кричать под ее руками. Сердце заходится в бешеном ритме — это и есть человеческая жизнь?.. Я не помню, как называла его, моего отца, как звалась до того, как стала Хьюгой Хинатой. Ино не стала ни моей подругой, ни моей невестой — это я стала ее, и материальная оболочка стала не маскировкой для меня — домом. Я врастаю в нее все надежнее и больше не могу из нее выйти, как могла выйти из дерева. Я начинаю забывать, как выглядел мой истинный облик. С каждым днем во мне все больше человеческого — теперь я понимаю, что имел в виду отец, когда говорил о смерти. Променять практически вечное существование на человеческую жизнь, короткую, как миг, — вот что он имел в виду. Он не стал объяснять, но увидел, что я не боюсь смерти, пускай даже она наступит завтра; он заставил меня принять решение. И мне повезло куда больше, чем Русалочке — ведь любовь на самом деле может удержать. Создать нового человека, пусть даже он никогда человеком не был. Я еще помню, что нашла Ино в лесу. Она, конечно, говорит, что все было наоборот. Что это она меня нашла. Пусть так. Я не против — лишь бы быть с ней. Но, пока я не забыла, как все было на самом деле, я спешу записать все, что помню; в конце концов, есть истории, которые должны быть рассказанными.
читать дальше