Новый год начался с того, что Дейдара примерз к столбу. Примерз, впрочем, не сам Дейдара, а его рука, некстати вздумавшая высунуть язык. Может, ей есть хотелось или размяться — этого уже сам Дейдара сказать не мог. Процесс искусства, как известно, слабо подлежит контролю, искусство — это взрыв. А именно искусством руки и занимались — рты в них пережевывали глину, придавая ей нужную форму. И иногда совершали поступки, на которые Дейдара не знал как и реагировать. Не знал он и того, как теперь освободиться, не ободрав с языка кожу. — Кипяточку, Дейдара-сэмпай? — сочувственно поинтересовался Тоби. Вечно этот полоумный трется неподалеку. — Какого еще кипяточку! Мы не чай завариваем, придурок! — Наорав на Тоби, Дейдара всегда чувствовал себя лучше. — Так не для чая, сэмпай, — Тоби залебезил. — Для руки вашей! — Как отдеру — предложишь, — буркнул Дейдара. Он уже несколько стыдился того, что сорвал на Тоби досаду — напарник все же. — Отдирать не надо. Нужно просто... — Как это — не надо?! Мне так у столба и стоять, по-твоему? — Если кипятком полить... — Точно! — сообразил Дейдара. — Можно ведь столб обрушить. Он достаточно тяжелый, рука так или иначе освободится. — Дейдара-сэмпай! Вы совсем меня не слу... — Никаких разрушений в Деревне Дождя, — Конан, появившаяся рядом как по волшебству, была неумолима. — Вот, — Конан полила на столб кипятком из оказавшегося у нее в руке чайника, и — о чудо! — Дейдара обрел свободу. Конан еще не закончила рассыпаться листьями бумаги, а поблагодаривший ее Дейдара уже напустился на Тоби: — Ты что, раньше про кипяток не мог сказать?! — Но я говорил! Сэмпай... — Ничего не говорил! Пойдем разберемся! — Дейдара-сэмпай... — Взрыв! Похоже, без разрушений обойтись им было попросту не суждено.
Новый год начался с того, что Дейдара примерз к столбу.
Примерз, впрочем, не сам Дейдара, а его рука, некстати вздумавшая высунуть язык. Может, ей есть хотелось или размяться — этого уже сам Дейдара сказать не мог. Процесс искусства, как известно, слабо подлежит контролю, искусство — это взрыв. А именно искусством руки и занимались — рты в них пережевывали глину, придавая ей нужную форму. И иногда совершали поступки, на которые Дейдара не знал как и реагировать.
Не знал он и того, как теперь освободиться, не ободрав с языка кожу.
— Кипяточку, Дейдара-сэмпай? — сочувственно поинтересовался Тоби. Вечно этот полоумный трется неподалеку.
— Какого еще кипяточку! Мы не чай завариваем, придурок! — Наорав на Тоби, Дейдара всегда чувствовал себя лучше.
— Так не для чая, сэмпай, — Тоби залебезил. — Для руки вашей!
— Как отдеру — предложишь, — буркнул Дейдара. Он уже несколько стыдился того, что сорвал на Тоби досаду — напарник все же.
— Отдирать не надо. Нужно просто...
— Как это — не надо?! Мне так у столба и стоять, по-твоему?
— Если кипятком полить...
— Точно! — сообразил Дейдара. — Можно ведь столб обрушить. Он достаточно тяжелый, рука так или иначе освободится.
— Дейдара-сэмпай! Вы совсем меня не слу...
— Никаких разрушений в Деревне Дождя, — Конан, появившаяся рядом как по волшебству, была неумолима. — Вот, — Конан полила на столб кипятком из оказавшегося у нее в руке чайника, и — о чудо! — Дейдара обрел свободу.
Конан еще не закончила рассыпаться листьями бумаги, а поблагодаривший ее Дейдара уже напустился на Тоби:
— Ты что, раньше про кипяток не мог сказать?!
— Но я говорил! Сэмпай...
— Ничего не говорил! Пойдем разберемся!
— Дейдара-сэмпай...
— Взрыв!
Похоже, без разрушений обойтись им было попросту не суждено.